Затонул, раздавленный льдами

• Они были первыми. Тб-1
• Лазер над тайгой
• Истребитель И-1
• Штурмовик ТШ-1
• Сб (АНТ-40), они были первыми

Полярное море, 14 февраля (передано по радио). 13 февраля в IS часов 30 минут в 1SS милях от мыса Северного и в 144 милях от мыса Уэллен «Челюскин» затонул, раздавленный сжатием льдов.

Уже последняя ночь была тревожной из-за частых сжатий и сильного торошения льда. 13 февраля в 13 часов 30 минут внезапным сильным напором разорвало левый борт на большом протяжении от носового трюма до машинного отделения. Одновременно лопнули трубы паропровода, что лишило возможности пустить водоотливные средства, бесполезные, впрочем, ввиду величины течи.

Через два часа все было кончено. За эти два часа организованно, без единого проявления паники, выгружены на лед давно подготовленный аварийный запас продовольствия, палатки, спальные мешки, самолет и радио. Выгрузка продолжалась до того момента, когда нос судна уже погрузился под воду. Руководители экипажа и экспедиции сошли с парохода последними, за несколько секунд до полного погружения.

Пытаясь сойти с судна, погиб завхоз Могилевич. Он был придавлен бревном и увлечен в воду.

НАЧАЛЬНИК ЭКСПЕДИЦИИ ШМИДТ

Весна 1934 года. Мир следит за судьбой горстки советских людей — экипажа «Челюскина», пытавшегося пройти Север ным морским путем и раздав ленного льдами Чукотского мо ря. Как помочь людям, разбив шим ледовый лагерь!

Ровно пятьдесят лет назад, в 1934 году, было учреждено выс шее отличие, связанное с про явлением геройского подви га,- звание Героя Советского Союза. Первыми Героями стали летчики Ляпидевский, С. Ле ваневский, М. Слепнев, В. Молоков, Н. Каманин, М. Водопья нов, Н. Доронин. В тяжелейших условиях Арктики они рейс за рейсом совершали в ледовый лагерь челюскинцев и спасли всех участников экспедиции.

Вот документы 1934 года, свя занные с этим событием.

Николай КАМАНИН. ИСПЫТАНИЕ

Что мне рассказать о себе! У меня еще нет биографии, она только начинается. Мою жизнь можно уложить в маленькой анкете. Год рождения! 1908. Происхождение! Сын сапожника и ткачихи. Образование! Девятилетка. Специальное образование! Летная школа. Партийность! Член ВКП(б). Род занятий! Служу в Особой краснознаменной дальневосточной армии. Вот и все.

Берег Чукотского моря остался далеко позади.

— Через пятьдесят пять минут будет лагерь, держать тот же курс! — передает в телефон штурман Шелыганов.

Засекаю время. Кажется, что стрелка часов стоит на месте, проверяю секундомер — работает. Почему же так медленно идет время? Догадываюсь: однообразная картина. Под на

ми бесконечный океан слепящего снега, громадные глыбы льда.

Но дело не только в этом. Ведь мы летим в лагерь! Хочется, чтобы секунды мчались скорее. Ведь мы так рвались сюда, пробиваясь сквозь пургу, перелетая горные хребты, над которыми еще никогда до нас не скользила тень самолета.

— Через десять минут! — коротко говорит в телефон Шелыганов.

Через 10 минут будет лагерь, к которому мы стремимся вот уже скоро полтора месяца. Не терпится… Высовываю голову из кабины навстречу холодному ветру. Еще ничего не видно, кроме нагроможденных льдов. Но через минуту впереди появляется черная точка, она растет, расширяется. Еще минута- ясно вижу дым, еще минута — выступают деревянный барак, вышка с красным флагом на мачте, буграми раскинулись палатки. Из палаток бегут люди, карабкаются, взбираются на торосы, машут руками, шапками.

Я не слышу ни приветствий, ни криков радости. Я должен заглушить крик радости в моей груди. Как только я увидел аэродром, расцвеченный флагами с погибшего «Челюскина»,- этот ледяной ящик с торосистыми стенками, эту ледяную площадку, покрытую застругами, мной овладела одна мысль: «Как я сяду?»

На какой-то миг я все забыл — и лагерь, и торжествующих челюскинцев. Я весь погрузился в расчеты. Точность нужна, величайшая точность, чтобы самолет опускался почти вертикально, не ударившись о лед. Захожу на посадку раз, другой,

Ф. Решетников. Утро в палатке ледяного лагеря.

прицеливаюсь, чтобы в 10 сантиметрах над торосами прошел самолет, не задевая их лыжами.

Делаю третий заход… Самолет скользит над вершинами торосов, счастливо проскальзывает над ними, парашютируя, идет на землю. Усиленно работаю ногами, чтобы зигзагообразным движением машины заставить ее остановиться вовремя. Встал хорошо, почти у стенки торосов. Развернуться и отрулить не могу, сижу и жду, чтобы эти восторженно приветствовавшие меня люди скорее подошли и, взяв машину за хвост, оттащили ее несколько назад. И вот бегут, счастливые, радостные. Мне самому хочется обнять каждого, но я прошу:

Оттащите меня немного назад!

Вылез из кабины, увидел человека с бородой, известной всему миру. Он меня повел в палатку, спросил:

Удовлетворяет вас аэродром?

Ф. Решетников. Лагерь Шмидта.

Я улыбнулся:

Великолепный аэродром, Отто Юльевич. Скажите, кого везти?

А сам только и думал: как взлечу? Это еще трудней, чем сесть.

Я пишу, оглядываясь назад, ищу в памяти впечатления этих исторических дней и почти ничего не нахожу, кроме мыслей о посадке и взлете. Перевез со льдины 34 человека. Они благодарили, их родные во Владивостоке бросались мне на шею со слезами радости, но если спросить меня их фамилии — не отвечу. Возил так:

Твоя очередь? Садись!

Что собой представляет путь от лагеря Шмидта до Ванкаре- ма? Не знаю даже, с чем и сравнить. Море замерзает. Где-то открытая вода. Ветер поднимает на ней мощные волны. Крошит льдины. Садиться тут, конечно, негде. Я прислушиваюсь к своему мотору и полон благодарности к тем, кто его делал. Мотор работает великолепно. Через 1 час 10 минут спускаемся в Ванкарем.

7 апреля я лег спать и уснул с мыслью о завтрашнем полете. Проснулся, как всегда, рано, часа в четыре, чтобы приготовить самолет. Было темно. Мы ждали рассвета, но ни рассвета, ни дня не дождались. Пурга снова налетела на Ванкарем. Днем было темнее, чем ночью. Нельзя отойти ни на шаг от дома. Ветер швыряет снег в лицо, забивает глаза, валит с ног. Мы снова заперты, как птицы в клетке.

Лишь 10 апреля северо-западный ветер притих, пурга улеглась. Снова летим в лагерь. Там еще 86 человек. Погода изменчива. День короток. Насколько же растянется наша работа, если в каждый рейс брать только по три человека? Придется сделать не менее 15 рейсов, не менее 30 рискованных посадок и взлетов. Нельзя ли изменить эту невеселую перспективу? Нашли выход…

Песня

Вылазкою дерзкою

крыльям Ляпидевского путь скор.

И не затуманено

зрение Каманина в снег, в шторм.

Средь полярных сполохов не собьется Молоков. Курс взят.

Стихнет шум, и заново крылья Водопьянова к ним мчат.

Ближе, ближе торосы,

круг на малой скорости, льдов блеск!

Сжаты льдами шаткими,

машут, машут шапками: — Мы здесь.’

Чуб упрямый треплется,

флаг советский ветрится — льдов гладь.

Нет на свете трудности, нет на свете крепости нас смять!

Н. АСЕЕВ

Под крыльями у каждого самолета — моего и Молокова — привязаны к бомбодержателям парашютные ящики. Эти ящики — фанерные, сигарообразной формы, длиной метра полтора. Я залез в этот ящик, проверил, как себя там человек будет чувствовать. Оказывается, хорошо.

И вот мы снова летим из лагеря со значительно пополненным составом пассажиров. Когда столько человек набилось в двухместный самолет, я забеспокоился:

Ф. Решетников. Прилет Ляпидевского в лагерь Шмидта 5 марта 1934 года.

— Взлетит ли машина в воздух?

Мы действовали на основании точных расчетов. Мы знали мощность наших моторов. Но несколько согрешили перед теорией авиации. Перегружая хвост, можно отнять у самолета способность летать, а если он и взлетит, то может войти в штопор и разбиться. Мы это знали. Нам надо было, перед тем как взлететь в воздух, поставить хвост в горизонт. Маленький аэродром усложнил нашу работу необычайно.

Особенно помню свой первый взлет в этот день. Перед самыми торосами, метрах в десяти, самолет еле-еле на минимальной скорости отрывается от земли и идет покачиваясь. Того и гляди крылом заденет за торосы. Но он прошел, набрал высоту, и только тогда я облегченно вздохнул:

— Ну, пронесло!

В этот день, считая и полет Слепнева, мы сделали пять рейсов, вывезли на берег 22 человека.

12 апреля к вечеру внезапно ухудшается погода. И у всех тревога: можно ли завтра лететь?

Об этом я думал всю ночь; и не я один — все. Ведь в лагере осталось только шесть человек! Нет больше могучего коллектива, который умел с железным терпением отражать удары. Когда ломался аэродром, они, рискуя жизнью, создавали новый аэродром. Но что же могут сделать радисты Кренкель и Иванов, капитан Воронин, боцман Загорский, заместитель Шмидта Бобров и начальник этого невиданного в мире аэродрома Погосов, если у них вдруг сломается аэродром?

Мы проснулись 13 апреля с твердым решением лететь во что бы то ни стало.

Мы вылетели втроем — Молоков, Водопьянов и я. Как и в первом рейсе, я слышу в телефон спокойный, уверенный голос штурмана:

— Через пятьдесят пять минут будет лагерь Шмидта!

И действительно, через 55 минут я увидел лагерь. Но уже никто не машет нам руками, на льдине валяются полуразбитые ящики, всякий скарб, какой остается в доме, покинутом хозяевами.

Да, опустел этот нашумевший исторический «ледяной дом». Разбит ледяной плен… Остались какие-то черепки, папиросные и спичечные коробки и красный флаг на мачте — свидетель большевистского мужества.

Спокойно забираю в самолет Загорского, восемь собак и, как полагается в таких торжественных случаях, делаю над аэродромом три прощальных круга. Потом ложусь на курс Ванка- рем.

13 апреля лагеря не стало.

Отто Юльевич ШМИДТ. Вы дающийся советский ученый: ма тематик, астроном, геофизик. В 1930-1932 годах директор Арк-

тического института, в 1933- 1939 годах начальник Главсев морпути. В 1933 году руководил экспедицией «Сибирякова», впер вые прошедшего за одну навига цию из Архангельска в Тихий океан. В 1933-1934 годах руко водил экспедицией -«Челюскина».

Автор гипотезы об образовании Земли и планет солнечной систе мы, ряда крупных алгебраиче ских работ. В 1937 году руково дил организацией экспедиции дрейфующей станции «Северный полюс-1».

Николай Петрович КАМАНИН. Генерал-полковник авиации. В 1938 году окончил Высшую военно-воздушную академию. Во время Великой Отечественной войны командовал 5-м штурмовым авиационным корпусом.

Был командиром первого отряда советских космонавтов.

Федор Павлович РЕШЕТНИКОВ. Известный советский живописец и график, народный художник СССР, вице-прези- дент Академии художеств СССР.

Участник экспедиции на кораблях «Сибиряков» и «Челюскин». Автор широко известных картин: «Прибыл на каникулы», «За мир», «Вьетнамская мать», «Опять двойка» и т. д.

Тема: Они были первыми
ЮТ №4 1984 год |