И в этой пятилетке суровый Тюменский край — ударная стройка комсомола. Сюда сразу после XXVI съезда КПСС на­правлен ударным семитысячный отряд молодежи Примером трудового героизма служат для нее такие люди, как Геннадий Михайлович Левин — один из лучших буровых мастеров стра­ны, Герои Социалистического Труда.

...Легендарный Самотлор — «мертвое озеро», ставшее извест­ным всему миру. Под ним на глубине около двух километров лежат пласты высококачествен­ной нефти.

От берега прямо через озеро тянется насыпная дорога, мощен­ная бетонными плитами. От центральной трассы во все сто­роны веером расходятся боко­вые отростки, оканчивающиеся небольшими площадками, на них — буровые вышки или уже готовые эксплуатационные сква­жины. 70-километровое бетонное кольцо опоясывает озеро, надеж­но связывая десятки нефтепро­мысловых, геологических, строи­тельных и других объектов с го­родами, центральными базами снабжения. Непрерывным пото­ком в обе стороны движутся по кольцу КрАЗы, КамАЗы, «Татры», «Магирусы» с песком и гравием, трубовозы с 12-метровыми пле­тями труб, грузовики с нефтяным оборудованием, строительными материалами. Мощные «Кировцы» тянут за собой трейлеры с буль­дозерами экскаваторами, какими-то замысловатыми массивными металлоконструкциями.

—      На наших дорогах самые ин­тенсивные в стране грузопото­ки, — замечает Левин. Мы едем к нему на буровую, расположен­ную километрах в тридцати от города. И хотя расстояние по ны­нешним временам не ахти какое, времени на дорогу уходит поря­дочно, несмотря на все мастер­ство шофера, пытающегося лави­ровать между мастодонтами до­рог.

Впрочем, я был только рад это­му обстоятельству — есть время поговорить.

—      Хоть и медленно, зато на­дежно, — комментирует Геннадий Михайлович. — Теперь нет тех проблем, которые были в 1969 году, когда начинали осваи­вать Самотлор. Тогда здесь было ни пройти, ни проехать. Сменные вахты и все необходимое достав­ляли на буровые вертолетами. Как-то одной из наших вахт при­шлось отстоять подряд 32 часа1 Обложной дождь, густой туман, вертолеты не летают. Подменя­лись по очереди, чтобы переку­сить и отдохнуть хоть немного. Всякое бывало. Однажды, когда буровая наша стояла на неболь­шом островке, почти сутки при­шлось провести с вахтой на кате­ре. Туман был такой, что друг друга не видно, ни вперед не двинуться, ни назад...

Уходит в прошлое проклятое бездорожье. Чтобы попасть из Тюмени в Среднее Приобье, где сконцентрированы нефтепромыс­лы, уже не надо пробираться че­рез тайгу на вездеходе или плыть по рекам Можно сесть на поезд, если время терпит. Или в быстрый комфортабельный Ту-134, что я и сделал. И уже через час под кры­лом замелькали буровые вышки, серебристые айсберги нефтяных резервуаров, залитые солнцем многоэтажные кварталы Нижне­вартовска, население которого за десять лет перевалило за сто ты­сяч.

О себе Левин рассказывает ску­по. Кое-что о нем я узнал еще в Тюмени, потом в Нижневартов­ске. Попалась мне и тоненькая книжка «Штурмуем недра Самотлора», написанная Левиным лет пять назад. Так по крупицам скла­дывался портрет прославленного бурового мастера, одного из пер­вопроходцев Самотлора.

Сам Левин — потомственный нефтяник, родился в Баку. Перед самой войной его семья перееха­ла в Поволжье, где в то время нашли большую нефть. Излюблен­ной темой разговоров среди мальчишек были нефть, бурение, промыслы. После семилетки по­шел в нефтяной техникум. В два­дцать четыре года стал буровым мастером, руководителем буровой бригады. Еще в Поволжье его бригада стала одной из передо­вых, казалось бы, пользуйся за­служенным авторитетом, пожинай плоды славы...

В те годы в газетах и по радио зазвучали непривычные географические названия: Шаим, Мегион, Сургут, Самотлор.

И в феврале 1968 года бригада Г. М. Левина в полном составе из 25 человек выехала в нефтяной сибирский край.

—      И как же вас встретила Си­бирь?

—      Из Тюмени мы самолетом прилетели сначала в Сургут. Вы­шли на аэродроме и удивились: совсем не холодно, градусов де­сять мороза, солнышко светит. Ну вот, думаем, пугали нас Си­бирью! Ночевали на аэродроме, ждали рейса в Нижневартовск. Утром вышли к самолету и даже дух захватило, мороз такой, что дышать трудно!

—      Но ведь в морозы еще и работать надо было?

—      По инструкции, если темпе­ратура ниже сорока, работать на буровой запрещается. Но бывает так, что буровую нельзя останав­ливать, и тогда работать приходи­лось и при пятидесяти. Поднима­ем из скважины очередную свечу, по трубе течет буровой раствор и тут же замерзает на желобах, под ногами. Площадка вроде бы защищена, но ветер проникает сквозь малейшие щели. Одежда превращается в ледяную корку и ломается, как картон. Торопимся быстро развинтить трубы, иначе наверху замерзнет элеватор. То­гда нужно будет снова свинчи­вать трубы, опускать их вниз и отогревать элеватор паром. Гре­ем паром замерзшие стекла ма­нометров, и так час за часом.

Левин задумался, глядя на про­носящиеся по бетонке тяжелые машины, потом добавил:

—      Но я считаю, хорошо полу­чилось, что Сибирь сразу показа­ла нам себя. Слабые тогда уеха­ли — человек шесть, не больше, а бригада окрепла. Быт понемногу наладился, семьи к нам пере­ехали...

Между тем машина свернула с бетонки и, натужно урча мото­ром, поползла по насыпной пес­чаной дороге, разбитой колесами тяжелых машин. Под песком брев­на, уложенные один к другому на болоте. Такие дороги зовутся здесь лежневками. Только так удается построить в тюменской тайге дорогу.

Тем же способом строят и кусты — искусственные остров­ки на озере или болоте: настил из бревен, сверху песок. На осно­вание ставят пятидесятиметровую буровую вышку.

На такой куст и въехала сейчас наша машина.

— Помню, в шестьдесят девя­том впервые мы начинали бурить с куста — вот когда натерпелись страха, — Левин смеется, но, судя по всему, тогда буровикам было не до смеха. — Раствор льется под буровую площадку, смывает песок в озеро, вышка начинает проседать. Постоянно кому-то при­ходилось дежурить у основания вышки, подсыпать его. Но все обошлось благополучно, куст экзамен выдержал.

Я поинтересовался, почему пло­щадка называется кустом. Оказа­лось, не случайно. Дело в том, что с площадки здесь бурят не одну скважину, а сразу полтора-два десятка наклонных, направ­ленных в разные стороны. Куст, только «ветвями» вниз. Такой метод бурения не прихоть, а необходимость. Представьте, что под вами нефтяной пласт площадью в несколько квадратных километ­ров. Традиционный способ разра­ботки — проткнуть пласт в не­скольких точках вертикальными скважинами, протянуть от сква­жин трубы к центральному кол­лектору — и собирай нефть. Здесь так нельзя. Болота не дают.

И хотя кустовая проходка сква­жин сложнее традиционной и тре­бует дополнительных затрат вре­мени, экономия по большому сче­ту оказывается заметной. Сбере­гается труд сотен людей — строи­телей дорог и трубопроводов, монтажников буровых установок, буровиков...

Практически все залежи на Самотлоре разрабатываются таким наклонно направленным кустовым способом.

Невысокого роста, плотно сби­тый, Левин удивительно быстро, стремительно перемещался, обхо­дя свое хозяйство. Миг — и он взлетает по лестнице на буро­вую площадку, обменивается ко­роткими фразами с бурильщиком, еще миг — он уже в насосном отсеке, потом у вагончика-столо­вой внимательно выслушивает по­вара, еще миг... Без суеты и спеш­ки, быстро и точно. И так же ра­ботали все остальные, понимая друг друга с полуслова. Иначе нельзя. Ведь бригада Левина обя­залась пробурить в 1980 году 100 тысяч метров скважин — ре­зультат, которого не достигал еще никто в стране. Такое под силу только высокоорганизованному коллективу людей, больших ма­стеров своего дела.

 

—      В бурении нужны добросо­вестность и слаженность. Особен­но здесь, на Самотлоре, — под­черкивает Геннадий Михайлович.

—      Почему именно на Самот­лоре?

—      Месторождение это очень сложное по своей геологической структуре: многопластовое, слои нефти чередуются с газовыми слоями очень высокого давления. Малейшая оплошность, нарушение технологического режима — и может произойти катастрофа, ава­рийный выброс нефти или газа. Фонтан выстреливает из скважин трубами длиной в сотни метров, как бумагу рвет металл, сворачи­вает набок вышку, скручивает в узел стальные конструкции. Столб огня высотой метров 40—50. За­давить фонтан, справиться с по­следствиями аварии — на это уходят порой не дни, а месяцы. Недаром у нас говорят: легче предупредить фонтан, »ем его ликвидировать.

Левин извинился и вновь под­нялся на буровую площадку. Как выяснилось, наступила самая от­ветственная для буровиков опе­рация — вскрытие нефтяного пласта. Здесь требуются особое вни­мание, осторожность и тщатель­ное соблюдение технологическо­го режима. Скважина на всю глу­бину обсаживается трубами, пространство между ними и стенка­ми скважины тщательно цементи­руется. На устье скважины к верх­ней обсадной трубе крепят пpeвентор — многотонный замок, ко­торый нужно успеть закрыть, что­бы преградить путь нефтяному фонтану, норовящему выплеснуть­ся из скважины вслед за подни­маемым буровым инструментом. Вскрывать пласт обычно доверя­ют самым опытным буровикам, и хотя за плечами бригады Левина уже не одна сотня скважин и каждый бурильщик в бригаде — специалист, каких поискать, вол­нение бригадира, его стремление все предусмотреть были вполне понятными.

Когда минут через сорок он вернулся ко мне, на лице его не оставалось и следа волнений. Инструмент поднят, превентор на­глухо запер в скважине грозную силу недр. Бригаде предстоит за­кончить обустройство скважины и перейти к следующей.

—      Bcel Теперь греться! — ве­село скомандовал Левин.

По окнам вагончика хлестал ко­сой дождь, осенний промозглый ветер гнул вершинки чахлых ли­ственниц, торчавших там и сям на редких островках среди болот. В вагончике бурового мастера тепло и сухо. Геннадий Михайло­вич угощает меня крепким горя­чим чаем, приговаривая:

—      Чай у нас в большом почете, особенно зимой. В мороз и ме­тель главное спасение.

—      Наверное, бывает, что и чай­ку попить некогда, сознайтесь? — продолжаю пытать Левина.

Пожимает плечом, улыбаясь:

—      По-разному. Когда на буро­вой все нормально, вот как сей­час, можно и чаи погонять. А бы­вает, что и пообедать некогда.

Встал, прошелся по вагончику, глянул в окно на буровую — судя по выражению лица, там все было в порядке.

—      Задачи у нас сейчас очень серьезные. Нефти и газа стране сегодня нужно больше, чем вче­ра. Значит, мы должны быстрее осваивать новые месторождения, новые продуктивные горизонты, больше нужно скважин. Сделать это, не привлекая дополнительную рабочую силу — а в стране ее и так не хватает, — можно един­ственным способом: только увели­чивая производительность труда.

Вот эти самые сто тысяч мет­ров проходки, — Левин кивнул на транспарант, укрепленный на бу­ровой. — Они ведь не с по­толка взялись, эти цифры. Под­считано: чтобы обеспечить необ­ходимый прирост добычи нефти, наши буровые бригады должны за год пробуривать в среднем по 50—75 тысяч метров скважин. Я подчеркиваю, в среднем. Ктото пробурит пятьдесят, но тогда тот, кто впереди, должен пройти сто тысяч метров.

...Возвращались в город уже в сумерках. Левин подремывал в углу кабины, а я пытался понять, что же больше всего поразило меня в этом обычном с виду че­ловеке. Лучший буровой мастер страны, Герой Социалистического Труда и кавалер многих орденов и медалей, депутат Верховного Совета РСФСР двух созывов, че­тыре года был заместителем Председателя Президиума Вер­ховного Совета РСФСР. Словом, титулов не перечесть. Человек мыслит государственными масшта­бами, занимая, казалось бы, невысокую должность рабочего.

Машину тряхнуло на выбоине, Геннадий Михайлович открыл гла­за и, как бы продолжая прерван­ный разговор, сказал:

— Вот вы спрашивали, что меня привлекло сюда, как долго я со­бираюсь оставаться здесь, на Тюмени?

Он тронул за плечо шофера, попросив остановиться, и при­гласил меня выйти из машины. Неподалеку я увидел батарею торчащих из земли невысоких серебристых труб, снабженных какими-то патрубками и разно­цветными вентилями. Это были промысловые скважины. Слыша­лось мерное гудение. Геннадий Михайлович приложил ладонь к трубе. Предложил мне сделать то же самое.

 

Иногда вертолет — единствен­ный транспорт нефтедобытчиков Тюмени.

— Чувствуете? — Я ощутил, как вибрируют трубы под напо­ром могучей, исполинской силы, загнанной внутрь. — Это нефть. Много нефти. И эти скважины про­бурил я. И те тоже. И все они дают нефть, да еще какую! По­мню, в Поволжье из десяти пробуренных скважин только две-три давали нефть. А здесь все дают. Конечно, работать здесь, в Среднем Приобье, несравненно труднее, зато удовлетворение от сделанной работы получаешь огромное. Большое дело здесь делается.

О многом, что делается здесь, можно сказать: сделано впервые. Впервые в отечественной и миро­вой практике. Недаром так вни­мательно изучают наш опыт ос­воения Сибири и Крайнего Севе­ра специалисты зарубежных стран, в частности США и Канады. Из­учают способы прокладки дорог через болотные топи, прогрес­сивные методы жилищного и индустриального строительства в условиях вечной мерзлоты, следят за достижениями в области тех­нологии нефте и газодобычи, в промышленном бурении...

В те дни, когда я был в Тюме­ни, произошло знаменательное событие. Бригада Героя Социали­стического Труда Г. М. Левина первой в стране пробурила 1 мил­лион метров промысловых сква­жин. Всего за 12 лет одна брига­да построила 460 скважин, кото­рые дали стране уже свыше 150 миллионов тонн нефти. Эше­лон нефтяных цистерн длиной по­чти 30 тысяч километров.

Ю. СЛЮСАРЕВ,

наш спец. корр.

Рисунки В. РОДИНА