Здравствуй, милая картошка!

ОДНАКО начнем не с картошки, а с ананасов.

В прошлом году мне довелось гостить в одном пионерском лагере неподалеку от Москвы. Стояла пора, когда дни, заметно уже укоротившиеся, были еще полны нежного тепла, но удлинившиеся ночи делались все свежее и лето уже готовилось передать надвигающейся осени все свои сезонные дары. В Москве на всех перекрестках продавали с лотков завезенные с юга арбузы и дыни. И, признаться, я был несколько удивлен, когда после доброго лагерного обеда всем выдали на блюдечках фестончатые кружочки заокеанского консервированного ананаса.

Должен предупредить сразу: я сей экзотический фрукт весьма уважаю. Но, казалось бы, в ту пору, когда кругом хоть завались арбузов и дынь, незачем вскрывать консервы, которыми можно было бы пробавляться зимой или в те летние месяцы, когда еще не снимается новый урожай в садах и на бахчах.

Оказалось, что арбузы для лагеря приобретены, но временно завезены в соседнее село, так как грузовик в день доставки арбузов не мог пройти по дороге, раскисшей от прошедшего тогда ливня. До села было километров пять, не больше. И в лагере была лошадь. И подвода имелась. Но кучер, или, как звали его в лагере, «завлош», то есть заведующий лошадью, уехал в Москву рвать зуб. И вот без него в лагере, где жило более ста ребят, среди которых были уже и такие, что тайком покуривали, спрятавшись за кусты, не нашлось смельчаков, взявшихся бы запрячь старую смирную кобылу и съездить в недалекое село. Ребята в лагере были городские и считали себя не обязанными знать, как запрягается лошадь.

Не работало в этот день радио в лагере, потому что у электромонтера был выходной день, а на входном щитке что-то произошло и прекратилась подача тока во все дачи, в которых жили пионеры. Начальник же лагеря запретил даже приближаться к щитку, объявив его смертоносным. А между прочим, ничего катастрофического не стряслось, в чем я мог убедиться, когда, не слушая заклинаний побледневшего начальника и причитаний ужасавшихся девушек-вожатых, взял лесенку-стремянку, вывинтил перегоревшую пробку, скрутил всем известным, хотя, кажется, и запретным способом из тоненького провода временную замену, — и через две минуты очнулось и заговорило лагерное радио. А я был чуть ли не сопричислен к лику героев.

Вечером мне предложили выступить у костра. Но тут выяснилось, что тот самый «завлош», который отправился в Москву рвать зуб, запер сарай с дровами и хворостом, которые были им заготовлены для лагерного костра, и нечаянно увез ключ от замка. Дело чуть было вовсе не расстроилось, пока я ке высказал кощунственной и явно шокирующей начальника мысли, что можно поискать валежника поблизости, свалить мелкий сухостой, нарубить сухие ветки.

Чтобы показать гостю, что культурная работа в лагере на высоте, у костра провели так называемую «литературную викторину», в которой ребята должны были отвечать на вопросы вроде: «В каком военном звании был отец Жени, подруги гайдаровского Тимура?», или: «Как назывались лодки рыбаков, собравшихся отпраздновать день Первого мая в романе Катаева «Белеет парус одинокий?» Одни ребята торопливо, как в классе, поднимали руки и называли название лодок, другие хмурились, забыв эти не столь уж существенные детали книг, которые они, конечно, искренне любили 'и читали с увлечением, не считая, однако, нужным затвердить наизусть каждую мелочь. Чтобы доставить мне удовольствие, в викторину были включены вопросы, касающиеся и моих книг. И, сказать откровенно, я не испытал большой радости от этого, так как ребята от смущения путались, да и сам я, признаться, не сразу мог бы ответить на некоторые каверзные, до скуки дотошные вопросы викторины.

А так в лагере все было очень хорошо. Чисто, Дорожки желтели, посыпанные песочком. Халаты в кухне сверкали белоснежной чистотой. Лес был тщательно причесан. Везде— на аллеях, у входа на террасы дач, к деревьям — были приколочены дощечки с надписями: «Соблюдайте чистоту», «Не сорить!» Всюду были укреплены щиты, на которых очень красиво было начертано расписание лагерного дня. Вообще во всем, на каждом шагу ощущалась неотступная, в оба глаза доглядывающая, ни на секунду от себя ребят не отпускающая, за каждым шагом присматривающая и какая-то беспокойная забота взрослых людей, не замечающих, какими настырно-докучливыми стали они для ребят, покорно и вяло всему тут подчинившихся.

Скука смотрела из окон аккуратных дачек. Скука, крадучись, неслышными шагами бродила по аллеям. Скукой веяло от бесконечных дощечек с правилами поведения, щитов с расписанием, очень не вяжущихся с представлением о вольном лете, загородном просторе, свежем ветре и горячем солнце с открытого неба.. Тоска и неловкость одолевали при виде мелких, ужасно комнатных картонажей, которые послушно и безрадостно клеили ребята в час, назначенный для технического лагерного творчества.

И мне до того захотелось растормошить этих скучающих дачников, так не похожих на настоящих, веселых, жизнерадостных, не теряющих живой самостоятельности обитателей пионерского лагеря. Растормошить, сунуть им в руки доски, пилу, молоток, гвозди, чтобы стук пошел по лагерю, чтобы не уступчивые домашние картонки, а неподатливое, твердое, занозистое дерево соприкоснулось с их руками, жаждущими интересного, всамделишного дела. А потом повести в лес и запалить костер, наломав сучьев, и испечь в золе картошку в мундире, чтобы есть ее горячую, щепотью присоленную, перекидывая с ладони на ладонь, немножко отдающую дымком... Эх, да что может быть лучше этого и вкуснее! Какие ананасы могут сравниться с такой походной пионерской картошкой, о которой и в песне пелось, что с ней даже дальняя дорожка нипочем, нипочем!..

Ну, хорошо! Лагерь, куда я в тот раз попал, был, вероятно, как любят говорить, не типичным. Охотно верю, что мне не повезло, что оказался я в лагере, где докучливая опека нянек всех родов окончательно убила прелесть ребячьего лагерного лета. Разумеется, бывал я и в других, куда более отвечающих пионерским устремлениям летних лагерях. Однако, что греха таить, иной раз и в хорошем лагере нет-нет да и проступали вдруг черточки какой-то уж излишне оранжерейной, я бы даже сказал, санаторно-дачной обстановки, которая так мертвит всякую ребячью мечту и изгоняет за ограду лагеря пионерскую романтику.

Есть, разумеется, необходимость и в лагерях специально санаторного типа, где могут нагулять нужные кило, укрепиться, поправиться за лето ребята слабого здоровья. Но почему вполне здоровых мальчишек и девчонок, жаждущих по-настоящему вкусить заманчивой прелести походной, лагерной, бивуачной жизни на лоне природы, надо загонять на готовенькие дачи, завешивать кисеей и чуть ли не ставить особых «махальных», чтобы отгонять комаров?

А главное — вместо того чтобы по-умному закаливать, оснащать простейшими навыками походной жизни, вместо этого приучать жить на готовеньком, с самодовольным и ленивым расчетом на заботу услужающих взрослых!..

Ведь только при деловом рабочем соприкосновении с окружающей природой познается истинная ее красота. Прогуливающийся по своему участку дачник никогда не постигает тех волнующих радостей, которые знакомы путнику, упрямо преодолевающему трудную и дальнюю дорогу и затем наслаждающемуся сладостным отдыхом на оборудованном своими руками становище.

И разве все это недосягаемо для тех, кто хочет создать для школьников отдых и увлекательный и поучительный?

Побывайте хотя бы в лагере 31-й школы Фрунзенского района. Начальником там учитель географии этой школы Борис Тимофеевич Киселев. Лагерь этот, начиная с 1950 года, разбивают на берегу Пестовского водохранилища на канале имени Москвы. Именно разбивают. То есть своими руками устраивают, оборудуют нехитрое лагерное жилье. Школа арендует поляну у местного леспромхоза. Никакой ограды здесь нет. Как говорится, просто пустое место. И вот на этом пустом месте, на берегу прекрасного и обширного искусственного озера, ребята сами ставят палатки. Вырастает настоящий туристский лагерь, вполне удобный для жилья, но не изнеживающий, хранящий и в облике и в распорядке повседневного своего быта характер временного лесного становища — поселенье дружных, предприимчивых школьников, а не обыкновенный дачный поселок, самозванно именующийся лагерем.

Взвивается на высоченной, 15-метровой, мачте алый флаг. Укрепляется щит с эмблемой лагеря. На нем изображена палатка, указан номер школы, нарисованы спасательный круг и компас.

Восемьдесят человек проводят здесь два летних месяца. Берут ребят, начиная с шестого класса, но основной костяк составляют ученики седьмых-десятых классов. И все эти восемьдесят человек чувствуют себя здесь полноправными хозяевами, каждый из них отвечает за состояние лагеря и стремится к его процветанию. Взрослых в лагере немного. Весь штат состоит из начальника, заместителя и шеф-повара лагерной кухни — инструктора Софьи Семеновны. А готовят пищу сами ребята, неся дежурства. Еще в марте старшие ребята приезжают к леснику, живущему метрах в восьмистах от лагерной площадки, и набивают льдом его погреб. А летом туда регулярно завозятся продукты, которые ребята уже сами доставляют из ледника в лагерный камбуз. В палатки лагеря проведено электрическое освещение. Ребята сами устраивают маленькую электростанцию: летом сюда доставляют из города отремонтированный ребятами за зиму небольшой моторчик Есть и свой маленький флот у лагерников. Они своими силами ремонтируют на водохранилище старые лодки, списанные, или, как принято говорить, актированные за негодностью на лодочной станции. Сноровистые руки ребят выбирают из рухляди все, что может еще служить и надежно плавать. А в результате лагерь обзаводится собственными шлюпками.

Все — свое. Все — для всех. И все — своими руками. Вот основной девиз этого лагеря. Права и обязанности каждого обитателя записаны в лагерном уставе, знать и выполнять который обязан всякий. Ребята работают в соседнем колхозе, на птицеферме, зарабатывают трудодни. А деньги идут в общую кассу лагеря.

Ребята расчищают просеки в лесу. Ведут борьбу с короедом. Леспромхоз расплачивается за это дровами для лагеря. Туда же, в общую лагерную кассу, идут и те деньги, что ребята получили зимой за собранную макулатуру, бутылки, пузырьки. А на эти средства ребята приобретают хороший радиоприемник, устраивают собственную метеостанцию, географическую площадку с солнечными часами, гномоном и «земной осью», показывающей географическую широту места.

Знаю, найдутся суровые товарищи, которые сразу покривятся и закрутят носами, усмотрев во всем этом некий «коммерческий интерес», пагубный для пионерской и комсомольской души. Ерунде какая! Деньги-то ведь идут на общее дело, а не в карман ребят. Что ж тут плохого, если ребята, по доброй своей воле выполняя посильную работу, снимают часть материальных забот с родительских плеч и не обременяют организации, которые дают известные суммы на создание и жизнь лагеря. Можно только одобрить этих самостоятельных, инициативных, работящих ребят, отказавшихся от кому-то, может быть, и нравящегося времяпрепровождения дачиков-барчуков. И ребята любят свой лагерь, уважают заведенный в нем порядок. Недаром и те бывшие обитатели его, что уже вышли из школьного возраста, продолжают частенько летом наведываться на берег Пестовского водохранилища. Эти желанные и опытные туристы-гости помогают ребятам и руководителям лагеря, рассказывают о славном прошлом лагеря.

Строго соблюдаются в лагере у Пестовского водохранилища все правила, записанные в уставе. После зарядки все сразу совершают «окунание» у берега. Это заменяет так называемые водные процедуры. Купанье происходит под наблюдением начальника лагеря, который, впрочем, не считает для себя обязательным каждую минуту вмешиваться, окрикивать купающихся, мешать ребятам. Но к концу пребывания в лагере там не остается ни одного не умеющего плавать.

Свято берегут лагерники честь своего дружного туристского поселения. Ночью они сами по очереди несут охрану лагеря, и это считается выполнением почетного долга: ребят, провинившихся в чем-либо или нарушивших устав, не допустят до ночного дежурства.

Ребята возвращаются из лагеря в город загорелыми, бодрыми, переполненными самыми чудесными воспоминаниями, исходившими вдоль и поперек за десятки километров всю округу во время интереснейших походов. И, бывает, матери не надивятся:

— Что вы сделали с Митей? Он теперь решительно все ест, а ведь был такой привереда!

Опыт 31-й школы уже переняли школы N9 50 и 35.

— Ведь каждая школа может устроить так, как мы, — говорит Борис Тимофеевич Киселев. — Столько добра кругом валяется. И старого кирпича, и снятого кровельного

железа. Все это можно собрать при помощи ребят, а в лагере устроить и навесы, и погреб — что хотите. А как ребята горды, что все сделано их руками! Это совершенно особое самочувствие.

Как сообщает «Комсомольская правда», энтузиастов пионерского движения не устраивают тепличные детские дома отдыха, куда съезжаются из разных школ и где наскоро сколачивается коллектив. Газета рассказывает, что в прошлое лето под Москвой было 84 туристских лагеря, не похожих на санатории.

Будем же надеяться, что в новом летнем сезоне число таких лагерей по крайней мере удесятерится. Ананасы под Москвой, как известно, не произрастают. А завозная готовая консервированная сласть уж не так обязательна для здорового и увлекательного летнего досуга ребят. Пусть же все шире завоевывает свои права надежная пионерская и туристская, в рюкзаках припасенная, на походном костре испеченная, овеянная желанным романтическим дымком милая картошка... тошка... тошка!..